Вита Штивельман
Вита Штивельман — Торонто, Канада
Поэтесса, переводчик, эссеист, основатель и руководитель EtCetera - клуба физиков и лириков. Вита - автор двух книг, многочисленных публикаций и поэтических спектаклей, обладатель диплома им. Шолом Алейхема, лауреат и член жюри международных литературных конкурсов, основатель и ведущая популярных радио-программ «Разговор о стихах», «Закон звезды и формула цветка».
Проекты EtCetera включают международный ежегодный фестиваль еврейской культуры, Canadian Cultural Mosaic, а также благотворительные и образовательные программы.
Соавторство в фильмах
• «Дом Рембрандта» (по одноимённому стихотворению)
• «Штетл» (аудиоряд)
Награды
• От Кнессета Израиля за вклад в еврейскую культуру
• От муниципалитета Торонто за вклад в культурную жизнь города
• От Canadian Ethnic Media Association за литературно-этнический проект In Flanders Fields
Переведенные авторы:
Арчибальд Лэмпмен - Archibald Lampman
Вэйд Хемсворт - Wade Hemsworth
Джон Китс - John Keats
Джон Маккрей - John McCrae
Дилан Томас - Dylan Thomas
Ив Мерриам - Eve Merriam
Карл Санбург - Carl Sandburg
Ленгстон Хьюз - Langston Hughes
Ли Хант - J.H.Leigh Hunt
Маргарет Этвуд - Margaret Atwood
Огден Нэш- Ogden Nash
Реджинальд Аркелл - Reginald Arkell
Роберт В. Сервис - Robert W Service
Роберт Фрост - Robert Frost
Роджер Уоддис - Roger Woddis
Сильвия Плат – Sylvia Plath
Томас Гуд -- Thomas Hood
Томас Элиот - Thomas Eliot
Элизабет Бишоп - Elizabeth Bishop
Эмили Дикинсон - Emily Dickinson
Э. Э. Каммингс - e. e. Cummings
Иегуда Амихай - יהודה עמיחי
Леа Голдберг - לאה גולדברג
Рахель - רחל בלובשטיין
Хава Алберштайн - חוה אלברשטיין
Хана Сенеш - חנה סנש
Валерий Брюсов - перевод на английский - Valery Bryusov
Адриан Генри - Adrian Henri
Декламация Ильи Змеева
Пост-рождественский блюз Адриана Генри
И я проснулся утром в рождественский день
Мне снилось пение птиц и прочая дребедень
Увидел на кресле кучу рубашек и брюк
Я обвёл взглядом комнату, всё вокруг:
был крем для бритья
апельсины
яблоки
шоколадки
но не было тебя.
И я спустился вниз, и съел хороший обед
была индюшка и пудинг, пюре и рулет
я взял большой бокал и наполнил вином
но пустовало одно твоё место за столом
Были орехи
и бренди
и фрукты
и марципановое печенье
но не было тебя.
Все поднимают бокалы за уходящий год
говорят - пусть он старое с собой унесёт
Наверное так и надо - пусть уносит, пусть
ты уже не со мной - зато со мною грусть
Есть виски
и водка
и почти готовый коктейль
и новогодние пожелания
все они о тебе.
Да, впереди новый год, новой жизни страница
а сейчас уже поздно и пора спать ложиться.
И я лёг в постель, рядом пустая подушка
я чуть не заплакал тогда потому что
будут
осень и лето
весна и зима
и всё это без тебя.
Talking After Christmas Blues
Well I woke up in the mornin' it was Christmas Day
And the birds were singing the night away
I saw my stocking lying on the chair
Looked right to the bottom but you weren't there
There was
apples
oranges
chocolates
...aftershave
- but no you.
So I went downstairs and the dinner was fine
There was pudding and turkey and lots of wine
And I pulled those crackers with a laughing face
Till I saw there was no one in your place
There was
mincepies
brandy
nuts and raisins
...mashed potato
- but no you.
Now it's New Year and it's Auld Lang Syne
And it's 12 o'clock and I'm feeling fine
Should Auld Acquaintance be Forgot?
I don't know girl, but it hurts a lot
There was
whisky
vodka
dry Martini (stirred
but not shaken)
...and 12 New Year Resolutions
- all of them about you.
So it's all the best for the year ahead
As I stagger upstairs and into bed
Then I looked at the pillow by my side
--- Tell you baby I almost cried
there'll be
Autumn
Summer
Spring
...and Winter
- all of them without you.
Арчибальд Лэмпмен - Archibald Lampman
Темагами
На северо-западе, где не шумят города,
вдали от всего, что построено было людьми,
под пасмурным небом синеет большая вода -
глубокое чистое озеро Темагами.
Его берега покрывают густые леса,
огромные лоси глядят через зелень ветвей.
Бесчисленны здесь острова, и звучат голоса
диковинных птиц или сказочных странных зверей.
А если лиловою тучей приходит гроза,
индейские старые сказки беснуются в ней.
На нашем каноэ на вёслах, часами подряд,
с утра и до вечера плыли и видели мы,
как медленно падает и умирает закат
в молчании озера, озера Темагами.
Temagami
Far in the grim Northwest beyond the lines
That turn the rivers eastward to the sea,
Set with a thousand islands, crowned with pines,
Lies the deep water, wild Temagami:
Wild for the hunter's roving, and the use
Of trappers in its dark and trackless vales,
Wild with the trampling of the giant moose,
And the weird magic of old Indian tales.
All day with steady paddles toward the west
Our heavy-laden long canoe we pressed:
All day we saw the thunder-travelled sky
Purpled with storm in many a trailing tress,
And saw at eve the broken sunset die
In crimson on the silent wilderness.
Вэйд Хемсворт - Wade Hemsworth
Вальс лесогона
Если девушку в нашей округе спросить:
что ей радостно, весело и интересно,
то она вам ответит (ну так уж и быть!) -
танцевать, конечно, со сплавщиком леса.
(Припев)
Ведь вниз и вниз по бурлящей воде
плывут, танцуя, огромные брёвна.
Да, вниз и вниз по бурлящей воде -
а сплавщик ступает легко и ровно.
Все мы, девушки, видим, как днём на реке
работают сильные ловкие парни.
И мы знаем, что вечером у нас в городке
парни будут вальсировать с нами.
(Припев)
Мне велела родня соглашаться на вальс,
когда приглашают врачи и юристы.
Но они не умеют совсем танцевать,
как мой лесосплавщик - красиво и быстро.
(Припев)
Я скажу не хвалясь - я имею успех,
но таких, как мой парень, нигде не встречаю.
И когда будет сплавлен весь срубленный лес,
с лесосплавщиком я обвенчаюсь!
(Припев)
Ведь вниз и вниз по бурлящей воде
плывут, танцуя, огромные брёвна.
Да, вниз и вниз по бурлящей воде -
а сплавщик ступает легко и ровно.
If you ask any girl from the parish around
What pleases her most from her head to her toes She'll say I'm not sure that it's business of yours But I do like to waltz with a log driver
[Chorus]
For he goes birling down and down white water That's where the log driver learns to step lightly Yes, birling down and down white water
The log driver's waltz pleases girls completely
When the drive's nearly over I like to go down And watch all the lads as they work on the river I know that come evening they'll be in the town And we all like to waltz with the log driver
[Chorus]
To please both my parents, I've had to give way
And dance with the doctors and merchants and lawyers Their manners are fine, but their feet are of clay
And there's none with the style of my log driver
[Chorus]
Now I've had my chances with all sorts of men But none as so fine as my lad on the river
So when the drive's over, if he asks me again I think I will marry my log driver
[Chorus]
For he goes birling down and down white water That's where the log driver learns to step lightly Yes, birling down and down white water
The log driver's waltz pleases girls completely Birling down and down white water
The log driver's waltz pleases girls completely
Джон Китс - John Keats
Яркая звезда
О яркая звезда! Хотел бы я
быть стойким, как и ты: сиять в ночи,
отшельником бессонным отворять
для вечности глаза, пускать лучи.
И видеть сверху, с этой высоты
священнодействие текучих вод,
и наблюдать, как плавятся черты
у снежной маски гор или болот.
И приземлить небесный этот свет
на ложе то, где спит моя любовь, -
прекрасная во цвете юных лет,
и грудь вздымается от сладких снов.
Дыханье слышать, на неё смотреть,
и вечно жить, и провалиться в смерть.
Bright Star
Bright star, would I were steadfast as thou art! –
Not in lone splendour hung aloft the night,
And watching, with eternal lids apart,
Like Nature’s patient sleepless Eremite,
The moving waters at their priestlike task
Of pure ablution round earth’s human shores,
Or gazing on the new soft fallen mask
Of snow upon the mountains and the moors –
No -yet still steadfast, still unchangeable,
Pillowed upon my fair love’s ripening breast,
To feel for ever its soft fall and swell,
Awake for ever in a sweet unrest,
Still, still to hear her tender-taken breath,
And so live ever -or else swoon to death.
Джон Макграй - John McCrae
Во Фландрии, в полях
Во Фландрии, в полях цветут,
пылают маки там и тут
среди крестов, и это мы,
и тишина среди войны,
и птицы в облаках поют,
а мы мертвы. Ещё вчера
мы жили, верили ветрам,
любили, а теперь лежим
Во Фландрии, в полях.
Теперь пришла твоя пора
принять упавшее ружье
из наших рук. Ты будешь жить.
Ты знамя подними своё.
Пылают маки. Верен будь.
А нам вовеки не уснуть
Во Фландрии, в полях.
Пилигримы
По каменистым тропам, в дождь и зной
мы шли, стараясь в памяти спасти
всё то, что похоронено давно.
И мы искали новые пути,
лишь тени оставляя позади, -
так выглядела жизнь.
И мы тащили ношу на плечах,
шагали, под собой не чуя ног,
протягивали руку тем, кто чах.
Мы исходили тысячи дорог,
и падали, и поднимались в срок -
так выглядела жизнь.
Но вот однажды в сумеречный час
мы шли по засыпающей земле,
и луч заката, прежде чем погас,
вдруг ярко осветил в вечерней мгле
могилы те же, среди тех полей -
так выглядела смерть.
In Flanders Fields
In Flanders fields the poppies blow
Between the crosses, row on row,
That mark our place; and in the sky
The larks, still bravely singing, fly
Scarce heard amid the guns below.
We are the Dead. Short days ago
We lived, felt dawn, saw sunset glow,
Loved and were loved, and now we lie
In Flanders fields.
Take up our quarrel with the foe:
To you from failing hands we throw
The torch; be yours to hold it high.
If ye break faith with us who die
We shall not sleep, though poppies grow
In Flanders fields.
The Pilgrims
An uphill path, sun-gleams between the showers,
Where every beam that broke the leaden sky
Lit other hills with fairer ways than ours;
Some clustered graves where half our memories lie;
And one grim Shadow creeping ever nigh:
And this was Life.
Wherein we did another's burden seek,
The tired feet we helped upon the road,
The hand we gave the weary and the weak,
The miles we lightened one another's load,
When, faint to falling, onward yet we strode:
This too was Life.
Till, at the upland, as we turned to go
Amid fair meadows, dusky in the night,
The mists fell back upon the road below;
Broke on our tired eyes the western light;
The very graves were for a moment bright:
And this was Death.
Дилан Томас - Dylan Thomas
***
O make me a mask and a wall to shut from your spies
Of the sharp, enamelled eyes and the spectacled claws
Rape and rebellion in the nurseries of my face,
Gag of dumbstruck tree to block from bare enemies
The bayonet tongue in this undefended prayerpiece,
The present mouth, and the sweetly blown trumpet of lies,
Shaped in old armour and oak the countenance of a dunce
To shield the glistening brain and blunt the examiners,
And a tear-stained widower grief drooped from the lashes
To veil belladonna and let the dry eyes perceive
Others betray the lamenting lies of their losses
By the curve of the nude mouth or the laugh up the sleeve.
On The Marriage Of A Virgin
Waking alone in a multitude of loves when morning's light
Surprised in the opening of her nightlong eyes
His golden yesterday asleep upon the iris
And this day's sun leapt up the sky out of her thighs
Was miraculous virginity old as loaves and fishes,
Though the moment of a miracle is unending lightning
And the shipyards of Galilee's footprints hide a navy of doves.
No longer will the vibrations of the sun desire on
Her deepsea pillow where once she married alone,
Her heart all ears and eyes, lips catching the avalanche
Of the golden ghost who ringed with his streams her mercury bone,
Who under the lids of her windows hoisted his golden luggage,
For a man sleeps where fire leapt down and she learns through his arm
That other sun, the jealous coursing of the unrivalled blood.
***
And death shall have no dominion.
Dead men naked they shall be one
With the man in the wind and the west moon;
When their bones are picked clean and the clean bones gone,
They shall have stars at elbow and foot;
Though they go mad they shall be sane,
Though they sink through the sea they shall rise again;
Though lovers be lost love shall not;
And death shall have no dominion.
And death shall have no dominion.
Under the windings of the sea
They lying long shall not die windily;
Twisting on racks when sinews give way,
Strapped to a wheel, yet they shall not break;
Faith in their hands shall snap in two,
And the unicorn evils run them through;
Split all ends up they shan't crack;
And death shall have no dominion.
And death shall have no dominion.
No more may gulls cry at their ears
Or waves break loud on the seashores;
Where blew a flower may a flower no more
Lift its head to the blows of the rain;
Though they be mad and dead as nails,
Heads of the characters hammer through daisies;
Break in the sun till the sun breaks down,
And death shall have no dominion.
***
О сделай мне маску и ширму поставь, защити
от глаз оловянных и всюду снующих клыков,
не дай обнаружить мой гнев, мой неистовый бунт,
заткни деревяшкой орущую глотку вражды,
спаси зарожденье молитвы от злых языков,
от приторной лжи, от трубящей вовсю клеветы,
от всех знатоков самозванных, вельможных тупиц.
Укрой до поры и догадку мелькнувшую вдруг,
и горькую скорбь, что слезами струится с ресниц.
Укрой ненадолго, и я, защищённее став,
смогу распознать беладонны коварный дурман,
пойму, как предательство прячет усмешку в рукав.
На свадьбу девственницы
Во множестве любви проснувшись одиноко,
она впускает свет на радужку ещё недавно спавших глаз,
и удивлённый луч из темноты выходит, из ночи что его лелеет,
и солнце прыгает от бёдер прямо в небо.
Что за диковинка - терять невинность. Старо как притча о семи хлебах.
Но чудо - это молния, и бесконечный миг,
и стая голубей, как белый флот таящийся на верфях Галилеи.
Теперь сверкающие волны всех желаний
навряд ли приземлятся на её замужнюю подушку.
Теперь она всем существом - глазами, сердцем, вдохом - поглощает
тот призрачный искрящийся поток, что взял в кольцо её живую кость,
лавину от того, кто поместил свой золотой багаж за окнами её, за ставнями.
Здесь пламя утихло, и мужчина спит. И станет она
учиться другому солнцу. Впитывать ревниво другой, чистопороднейший поток.
***
У смерти не будет власти.
Лежат мертвецы под кровавой луной,
обглоданы кости, лишь ветер и тьма.
А всё же сверкают звёзды в ночи,
сверкают в объятьях невидимых рук.
Безумцы окажутся всех мудрей,
упавший на дно да воспрянет вновь,
погибнут любовники но не любовь.
У смерти не будет власти.
У смерти не будет власти.
Морские волны погубят одних,
других ураганный ветер снесёт,
одни на дыбе окончат свой век,
другие - расплющены колесом.
В ладонях веру не удержать,
когда трещат под пыткой тела.
А всё-таки - всё-таки - их не сломать.
У смерти не будет власти.
У смерти не будет власти.
Им не услышать ни рокота волн,
ни криков чаек на берегу.
Цветок, которого больше нет,
раскрыл лепестки навстречу дождю,
с неистовой силой из небытия
зелёный росток пробивается вверх.
Стреляйте хоть в солнце, палите в зарю!
У смерти не будет власти.
Ив Мерриам - Eve Merriam
Ленивая мысль
Вон идут взрослые.
Покупки, работа,
кусок бутерброда.
Спешка, нервы,
последний, первый.
Понятно, что взрослые не растут.
Чтобы тянуться ввысь,
надо медлительностью
запастись.
A Lazy Thought
There go the grownups
To the office,
To the store,
Subway rush,
Traffic crush,
Hurry, scurry,
Worry, flurry.
No wonder
Grownups
Don't grow up
Anymore.
It takes a lot
Of slow
To grow.
Карл Сандбург - Carl Sandburg
Прочь с моей земли
Вон убирайся! Прочь с моей земли!
- Она твоя?
- Моя!
- А по какому праву?
- Моя - по праву моего отца.
- А как отец твой завладел землёю?
- Отец наследовал её от деда.
- А дед?
- От прадеда. А тот - завоевал. Добыл в бою.
- Ну что ж – и я добуду. Я отвоюю землю у тебя.
Get off this estate
"Get off this estate."
"What for?"
"Because it's mine."
"Where did you get it?"
"From my father."
"Where did he get it?"
"From his father."
"And where did he get it?"
"He fought for it."
"Well, I'll fight you for it."
.
Ленгстон Хьюз - Langston Hughes
Город
Утренний город
расправит крылья,
готовясь в полёт.
И каждый камень его - поёт.
Вечером город
отправится на покой,
развесив огни
над головой.
Принимаю
Меня ведь мудрейший Бог создавал,
а я не очень умен.
И если я делаю глупости,
не будет Бог удивлён.
Букет
Вытащи из темноты
песни свои,
как цветы.
Бросай их солнцу, наверх.
А то ведь растаят
как снег.
Арделла
Мне кажется, ты похожа
на ночь, на беззвёздную ночь.
Но светят твои глаза, и ночь - прочь.
Мне кажется, ты похожа
на сон, глубочайший сон.
Но вот ты поёшь - и песней сон унесён.
Цикл
Цветы обезглавлены, падают вниз,
и новым бутонам пора
занять свое место, раскрыться там,
где старые были вчера.
Мне жаль цветов, что ушли навсегда, -
что делать, ушли в свой срок.
Но вот распускается новый бутон,
и каждый красив лепесток.
Плохое утро
Вот и сижу,
и ботинки из разных пар надел.
Вот неумёха!
Ну просто всё плохо!
Смерть чудовища
Слетаются стервятники,
чуя смерть,
на последнюю битву
его посмотреть.
На то как глаза его
остановятся слепо,
провожая ветер
в бездонное небо.
Полукровка
Отец мой был белый человек,
а мама была черна.
Я часто ругался со стариком -
не скрою, моя вина.
И с матерью тоже ругался не раз,
её посылал к чертям.
Она уж давно на тот свет ушла,
пусть ей хорошо будет там.
Отец мой скончался в особняке,
а мама в убогом домишке.
Не знаю, где мне помереть суждено:
ни чёрный ни белый я вышел.
Ответь!
Слушай-ка,
сон несомненной жизни, -
ты ведь несёшь несомненную смерть.
Ты ведь толкнул меня, сон моей жизни!
Где же ты, как не устанешь гореть?
Всё-то ты знаешь, ах сон моей жизни:
ветер навеки и солнце навек...
Где же лучи,
что глаза мои видят?
чьё же дыханье
встречает мой бег?
Песня апрельского дождя
Пусть дождь целует тебя
Пусть серебряные капли стучат над головой
Пусть дождь поёт тебе колыбельную
Дождь соберёт тихую воду в лужи
Дождь погонит шумную воду в ручьи
Дождь застучит по крыше, под эту песню мы и уснём
Я люблю этот дождь.
Правосудие
Богиня правосудия - слепая,
и на глазах ее всегда повязка.
Зачем? Да это каждый чёрный знает:
на месте глаз её зияют язвы.
Бог
Я бог -
потому и друзей у меня нет,
один в мире безгрешном
и бескрайнем как белый свет.
Я сверху смотрю на юных любовников,
что в объятьях сплелись.
Но я ведь бог,
я не могу спуститься вниз.
Весна! Жизнь есть любовь!
А любовь — это жизнь, и только.
Лучше быть человеком,
чем богом.
Не придётся быть одиноким.
Боги
Боги из слоновой кости,
из нефрита и яшмы,
боги из дерева и боги из камня
сидят неподвижно
на вершинах храмов,
и люди дрожат перед богами.
А ведь этих богов -
из слоновой кости,
из нефрита и яшмы,
из дерева и камня -
все фигурки богов
люди сделали сами.
Мечты
Держи свои мечты, не отпускай их.
Если позволишь мечте забыться,
твоя жизнь упадёт
как бескрылая птица.
Держи свои мечты, не отпускай их.
Не то ведь уйдут навек,
и жизнь будет мёртвым полем,
где только холод и снег.
The City
In the morning the city
Spreads its wings
Making a song
In stone that sings.
In the evening the city
Goes to bed
Hanging lights
Above its head.
Acceptance
God in His infinite wisdom
Did not make me very wise-
So when my actions are stupid
They hardly take God by surprise
Bouquet
Gather quickly
Out of darkness
All the songs you know
And throw them at the sun
Before they melt
Like snow
Ardella
I would liken you
To a night without stars
Were it not for your eyes.
I would liken you
To a sleep without dreams
Were it not for your songs.
Cycle
So many little flowers
Drop their tiny heads
But newer buds come to bloom
In their place instead.
I miss the little flowers
That have gone away.
But the newly budding blossoms
Are equally gay.
Bad Morning
Here I sit
With my shoes mismated.
Lawdy-mercy!
I's frustrated!
Dying Beast
Sensing death,
The buzzards gather —
Noting the last struggle
Of flesh under weather,
Noting the last glance
Of agonized eye
At passing wind
And boundless sky.
Cross
My old man's a white old man
And my old mother's black.
If ever I cursed my white old man
I take my curses back.
If ever I cursed my black old mother
And wished she were in hell,
I'm sorry for that evil wish
And now I wish her well
My old man died in a fine big house.
My ma died in a shack.
I wonder were I'm going to die,
Being neither white nor black?
Demand
Listen!
Dear dream of utter aliveness-
Touching my body of utter death-
Tell me, O quickly! dream of aliveness,
The flaming source of your bright breath.
Tell me, O dream of utter aliveness-
Knowing so well the wind and the sun-
Where is this light
Your eyes see forever?
And what is the wind
You touch when you run?
April Rain Song
Let the rain kiss you
Let the rain beat upon your head with silver liquid drops
Let the rain sing you a lullaby
The rain makes still pools on the sidewalk
The rain makes running pools in the gutter
The rain plays a little sleep song on our roof at night
And I love the rain.
Justice
That Justice is a blind goddess
Is a thing to which we black are wise:
Her bandage hides two festering sores
That once perhaps were eyes.
God
I am God—
Without one friend,
Alone in my purity
World without end.
Below me young lovers
Tread the sweet ground—
But I am God—
I cannot come down.
Spring!
Life is love!
Love is life only!
Better to be human
Than God—and lonely.
Gods
The ivory gods,
And the ebony gods,
And the gods of diamond and jade,
Sit silently on their temple shelves
While the people
Are afraid.
Yet the ivory gods,
And the ebony gods,
And the gods of diamond-jade,
Are only silly puppet gods
That the people themselves
Have made.
Dreams
Hold fast to dreams
For if dreams die
Life is a broken-winged bird
That cannot fly.
Hold fast to dreams
For when dreams go
Life is a barren field
Frozen with snow.
Ли Хант - J.H.Leigh Hunt
Рондо
Дженни навстречу бросилась мне,
Поцеловала крепко обнявши.
Время-воришка, считай вдвойне
эту минуту, считай это дважды!
Скажи, что меня побила судьба,
что здоровья и денег мало,
скажи, что старею, только добавь:
Дженни меня целовала
Rondeau
Jenny kissed me when we met,
Jumping from the chair she sat in;
Time, you thief, who love to get
Sweets into your list, put that in:
Say I'm weary, say I'm sad,
Say that health and wealth have missed me,
Say I'm growing old, but add,
Jenny kissed me.
Маргарет Этвуд - Margaret Atwood
Момент
Момент, когда после многих лет
тяжкого труда и долгого пути
ты стоишь посреди комнаты,
дома, квадратной мили, острова или страны,
зная: вот оно наконец,
говоришь: это моё,
это тот же момент, когда деревья
раскрывают руки вокруг тебя,
птицы поют на своём языке,
скалы покрываются трещинами и падают,
воздух уходит от тебя волной
и ты не можешь дышать.
Нет, шепчут они. Ничем ты не владеешь.
Ты здесь в гостях. Время от времени
карабкаешься на холм, ставишь там флаг, провозглашаешь что-то.
Мы никогда не принадлежим тебе.
Ты не можешь обрести нас.
Вовсе нет, как раз наоборот.
Все чаще и чаще
Все чаще и чаще грани мои
растворяются; я становлюсь чем-то,
что пытается вобрать весь мир,
включая тебя, если можно - через кожу,
как растение хитрит с кислородом
и живёт своим мирным зелёным горением.
Я не смогу поглотить тебя
или перестать впитывать,
ты всегда будешь вокруг меня,
совершенный
как воздух.
У меня нет листьев.
Зато есть глаза, и зубы,
и прочее не-зелёное -
всё, что занимается диффузией.
Так что будь осторожен -
честно предупреждаю тебя:
Этот голод тащит всё к себе,
в своё нутро;
невозможно обговорить такое,
нельзя обсудить
спокойно и разумно.
У голода нет резона,
есть только собачья мечта о косточках.
То или другое
Любовь - это не профессия
(благородная или какая-то еще)
секс - это не визит к дантисту
где ставят пломбы от кариеса
ты - не мой доктор
и не должен меня лечить
и никто не должен.
Ты - мой попутчик, и только
Оставь этот медицинский тон
детально-участливый
позволь себе злиться
позволь и мне
моя досада не требует
твоего одобрения или осуждения
не нуждается в легализации.
Досада не против болезни
а против тебя. Не обязательно
понимать, или промывать,
или прижигать. А нужно
сказать, и высказаться.
Позволь мне жить
здесь и сейчас.
Голос тени
Моя тень сказала мне
в чем дело
Неужели тебя не греет луна
Зачем тебе одеяло
зачем укрываться
чьим-то телом
Чьи поцелуи как мох
Вокруг столиков для пикника
Будерброды крошатся
в розовых руках.
Мухи ползут по сладосятм
Ты же знаешь что под этими одеялами
Деревья сгибаются под детьми
а дети стреляют из ружей
Оставь их в покое.
Пусть играют в свои игры.
А я дам тебе чистую воду, и хлеб
В твоих жилах текут слова
Разве этого мало
чтобы были силы идти
Жильё
Брак это не дом
и даже не палатка
это до этого, и холоднее:
край леса, край
пустыни
некрашеные ступени
мы сидим снаружи,
поедаем попкорн
край отступающего ледника
где болезненно и с удивлением
что живы
до сих пор
мы учимся разводить огонь
The Moment
The moment when, after many years
of hard work and a long voyage
you stand in the centre of your room,
house, half-acre, square mile, island, country,
knowing at last how you got there,
and say, I own this,
is the same moment when the trees unloose
their soft arms from around you,
the birds take back their language,
the cliffs fissure and collapse,
the air moves back from you like a wave
and you can't breathe.
No, they whisper. You own nothing.
You were a visitor, time after time
climbing the hill, planting the flag, proclaiming.
We never belonged to you.
You never found us.
It was always the other way round.
More and more
More and more frequently the edges
of me dissolve and I become
a wish to assimilate the world, including
you, if possible through the skin
like a cool plant's tricks with oxygen
and live by a harmless green burning.
I would not consume
you or ever
finish, you would still be there
surrounding me, complete
as the air.
Unfortunately I don't have leaves.
Instead I have eyes
and teeth and other non-green
things which rule out osmosis.
So be careful, I mean it,
I give you fair warning:
This kind of hunger draws
everything into its own
space; nor can we
talk it all over, have a calm
rational discussion.
There is no reason for this, only
a starved dog's logic about bones.
Is/Not
Love is not a profession
genteel or otherwise
sex is not dentistry
the slick filling of aches and cavities
you are not my doctor
you are not my cure,
nobody has that
power, you are merely a fellow/traveller
Give up this medical concern,
buttoned, attentive,
permit yourself anger
and permit me mine
which needs neither
your approval nor your surprise
which does not need to be made legal
which is not against a disease
but against you,
which does not need to be understood
or washed or cauterized,
which needs instead
to be said and said.
Permit me the present tense.
The Shadow Voice
My shadow said to me:
what is the matter
Isn't the moon warm
enough for you
why do you need
the blanket of another body
Whose kiss is moss
Around the picnic tables
The bright pink hands held sandwiches
crumbled by distance. Flies crawl
over the sweet instant
You know what is in these blankets
The trees outside are bending with
children shooting guns. Leave
them alone. They are playing
games of their own.
I give water, I give clean crusts
Aren't there enough words
flowing in your veins
to keep you going.
Habitation (1939)
Marriage is not
a house or even a tent
it is before that, and colder:
the edge of the forest, the edge
of the desert
the unpainted stairs
at the back where we squat
outside, eating popcorn
the edge of the receding glacier
where painfully and with wonder
at having survived even
this far
we are learning to make fire
Огден Нэш- Ogden Nash
Медуза
Медузой своей я готов поделиться.
Не стану же в этом я эгоиститься!
Носороги
Носорог - он не самый красивый у нас,
Не так чтобы прямо уж праздник для глаз.
Пойду поищу я зверей попригожей:
чтоб нос был без рога, чтоб не носорожий.
Предупреждение всем
Хорошая птица гагарка.
Но она разучилась летать и теперь только ходит. Вот и вымирает она, а жалко.
Теперь возьмём человека - и за него тревожно:
ведь он разучился ходить, и уже летает. А думать оказалось сложно.
Здравый смысл
Зачем же Господь наградил нас ловкостью и проворством?
Понятно зачем: убежать, когда надо, - просто.
Родитель
Кого-то должны игнорировать дети,
на то и родители есть на свете.
The Jellyfish
Who wants my jellyfish?
I'm not sellyfish!
The Rhinoceros
The rhino is a homely beast,
For human eyes he's not a feast.
Farwell, farewell, you old rhinoceros,
I'll stare at something less prepoceros.
A Caution To Everybody
Consider the auk;
Becoming extinct because he forgot how to fly, and could only walk.
Consider man, who may well become extinct
Because he forgot how to walk and learned how to fly before he thinked.
Common Sense
Why did the Lord give us agility,
If not to evade responsibility?
The Parent
Children aren't happy with nothing to ignore,
And that's what parents were created for
Реджинальд Аркелл - Reginald Arkell
Из сборника «Стихи для вас»
Весна
Ты пробовал засечь весны начало?
Ты, дурень, спишь и кутаешься в плед.
А то – картошку варишь на обед.
А то – перестилаешь покрывала.
И вдруг, без объявления войны,
как грянут птицы маршевым мажором!
Дверь настежь – ну, беги за этим вздором...
Нет, в жизни не поймать тебе весны!
From "Poems to Enjoy"
Spring
The Spring comes in
When no one is looking;
You're lying in bed
With a clod in the head,
Or else you may be cooking;
Putting new covers upon the chairs --
When, suddenly, taking you unawares,
A thrush in the orchard starts to sing.
And, once again, you have missed the Spring.
Роберт В. Сервис - Robert W Service
Скептик
Когда мне было только семь,
мой Санта Клаус умер.
А веру в Бога - насовсем -
я потерял в раздумьях,
когда мне было двадцать два.
Что хуже, я не знаю:
утрата чуда Рождества
или потеря рая.
"?"
Представь, что пришлось бы тебе выбирать
жену, а на выбор есть только две.
Одна - прелестна. Какая стать!
Как элегантна - от ног до бровей!
На каждый вопрос она знает ответ...
Но вот благонравья в помине нет.
Другая - напротив - являет собой
мораль и порядок, она безупречна.
Однако скучна, и такою тоской
наполнены все её нудные речи!
Ни флирта, ни модных нарядов, а только
банальные мысли и чувство долга...
Представь, что обе к тебе благосклонны.
Кого бы ты выбрал из них, какую?
Блестящий порок или омут сонный,
ту грешницу или вот эту святую?
Телеграфист
Немытое лицо
и волосы в глаза.
Я как свинья - и всё,
я знаю это сам.
Здесь нету ни души,
нагроможденья льдин.
Я обречён тут жить
один один один!
Деревья как столбы,
а я у них в кольце.
Я всеми позабыт.
Да что ж это за цель
гнала меня сюда!
Здесь камни, льды и снег.
И мысли - вот беда! -
крадутся к сердцу мне.
Я вижу всё, чем жил
и что я потерял.
С ребятами дружил,
девчонок целовал.
И бары, и вино,
и теннис, и крикет.
О боже! - всё равно:
ведь ничего здесь нет.
Всё то же каждый день.
Нет: хуже день за днём.
Что это - ночи тень?
Нет, тени за окном.
Не слышно голосов.
Эй, кто там? Отзовись!
Как страшно это всё -
ну что это за жизнь!
Нет, всё же голоса
негромко, но слышны.
А, может быть, я сам
средь этой тишины
шепчу или кричу
в кромешной темноте,
и к звёздному лучу
взываю в пустоте.
Я говорю с собой.
Да я схожу с ума!
Я потерял покой,
а за окном зима.
Да хоть бы кто-нибудь
со мной поговорил!
Какая это жуть -
здесь пусто, хоть умри.
Здесь некуда пойти -
о, где ты, мюзик-холл!
Один я взаперти -
хоть головой об стол.
Мне комната как гроб,
ни друга ни врага.
А за окном сугроб,
а за окном снега.
Ну хватит, размазня!
Ты что повесил нос!
Ах был бы у меня
хоть кто-нибудь - хоть пёс,
хоть что-то, хоть игра...
Всё то же день за днём.
Я говорил с утра
об этом и о том.
Развеселись – ха-ха!
И страхи прогони -
подальше от греха.
Дожить бы до весны.
Ну прекрати страдать:
зима-то впереди.
Как странно повторять
один, один, один!
Игрок
Вдали светлеет горизонт
в предутренней тиши.
A я забыл покой и сон,
не знаю как мне жить.
И птица первая поёт -
как эта песнь чиста!
А у меня на сердце лёд
и пустота.
В игорном доме средь жулья,
и девок, и громил
истратил, как безумный, я
всё, что отец копил.
Не половину и не треть -
я проигрался в ноль.
И под забором умереть
мне суждено.
А за окном всё краше день
и звонче птичий гам,
блестит река, цветёт сирень,
и радость тут и там.
Узнать падение и грех,
забыть любовь и свет.
A после вынырнуть наверх.
A может, нет.
The Sceptic
My Father Christmas passed away
When I was barely seven.
At twenty-one, alack-a-day,
I lost my hope of heaven.
Yet not in either lies the curse:
The hell of it's because
I don't know which loss hurt the worse --
My God or Santa Claus.
"?"
If you had the choice of two women to wed,
(Though of course the idea is quite absurd)
And the first from her heels to her dainty head
Was charming in every sense of the word:
And yet in the past (I grieve to state),
She never had been exactly "straight".
And the second -- she was beyond all cavil,
A model of virtue, I must confess;
And yet, alas! she was dull as the devil,
And rather a dowd in the way of dress;
Though what she was lacking in wit and beauty,
She more than made up for in "sense of duty".
Now, suppose you must wed, and make no blunder,
And either would love you, and let you win her --
Which of the two would you choose, I wonder,
The stolid saint or the sparkling sinner?
The Telegraph Operator
I will not wash my face;
I will not brush my hair;
I "pig" around the place--
There's nobody to care.
Nothing but rock and tree;
Nothing but wood and stone,
Oh, God, it's hell to be
Alone, alone, alone!
Snow-peaks and deep-gashed draws
Corral me in a ring.
I feel as if I was
The only living thing
On all this blighted earth;
And so I frowst and shrink,
And crouching by my hearth
I hear the thoughts I think.
I think of all I miss--
The boys I used to know;
The girls I used to kiss;
The coin I used to blow:
The bars I used to haunt;
The racket and the row;
The beers I didn't want
(I wish I had 'em now).
Day after day the same,
Only a little worse;
No one to grouch or blame--
Oh, for a loving curse!
Oh, in the night I fear,
Haunted by nameless things,
Just for a voice to cheer,
Just for a hand that clings!
Faintly as from a star
Voices come o'er the line;
Voices of ghosts afar,
Not in this world of mine;
Lives in whose loom I grope;
Words in whose weft I hear
Eager the thrill of hope,
Awful the chill of fear.
I'm thinking out aloud;
I reckon that is bad;
(The snow is like a shroud)--
Maybe I'm going mad.
Say! wouldn't that be tough?
This awful hush that hugs
And chokes one is enough
To make a man go "bugs".
There's not a thing to do;
I cannot sleep at night;
No wonder I'm so blue;
Oh, for a friendly fight!
The din and rush of strife;
A music-hall aglow;
A crowd, a city, life--
Dear God, I miss it so!
Here, you have moped enough!
Brace up and play the game!
But say, it's awful tough--
Day after day the same
(I've said that twice, I bet).
Well, there's not much to say.
I wish I had a pet,
Or something I could play.
Cheer up! don't get so glum
And sick of everything;
The worst is yet to come;
God help you till the Spring.
God shield you from the Fear;
Teach you to laugh, not moan.
Ha! ha! it sounds so queer--
Alone, alone, alone!
Playboy
I greet the challenge of the dawn
With weary, bleary eyes;
Into the sky so ashen wan
I wait the sun to rise;
Then in the morning's holy hush,
With heart of shame I hear
A robin from a lilac bush
Pipe pure and clear.
All night in dive and dicing den,
With wantons and with wine
I've squandered on wild, witless men
The fortune that was mine;
The gold my father fought to save
In folly I have spent;
And now to fill a pauper's grave
My steps are bent.
See! how the sky is amber bright!
The thrushes thrill their glee.
The dew-drops sparkle with delight,
And yonder smiles the sea.
Oh let me plunge to drown the pain
Of love and faith forgot:
Then purged I may return again,
--Or I may not.
Роджер Уоддис - Roger Woddis
***
Никто из них не замечен был
в каких-то грязных делах,
хоть им и выпало от судьбы
сидеть на теплых местах.
И денег властям не давал никто,
и не было там растрат.
Вы, может, иначе слыхали о том,
но мало ли что говорят.
Никто из них не считал в уме,
с кого бы и сколько взять.
Никто из них не сидел в тюрьме -
и не за что было сажать.
И были безоблачны их пути:
ни взяток, ни тёмных дел.
И компромата на них найти
ни разу никто не сумел.
Не нарушали законов, нет -
чисты как слеза в глазу.
Но каждый, забравшись в свой кабинет,
плевал на тех, кто внизу.
***
Nobody put their hand out,
Nobody took a bribe,
Nobody was compromised
By acts you could describe.
Nobody got away with it,
Nobody thought they could,
And all of them were honest men,
And all of them were good.
Nobody bought a cabinet,
Whatever you may hear,
And all of them were honest men,
And all were in the clear.
Nobody did a secret deal,
Nobody was for sale,
Nobody bent the rules at all,
And nobody went to jail.
And all of them were honest men,
As white as driven snow,
And all lived on a higher plane,
And spat on those below.
Декламация Ильи Змеева
Просто выбери звезду
Звезда, ты светишь - далека,
чиста, прекрасна, высока,
умеешь разгонять туман.
Могу сказать наверняка:
в ночи сияешь - только как?
Ты задаёшь загадки нам.
Звезда ты слышишь: говорю!
Ну и тебе молчать не дам.
Скажи, а я ведь повторю,
и повторять я буду рад.
И говорит звезда: "Горю".
А сколько градусов жара
по Фаренгейтовой шкале?
И из чего же состоит
твоё ядро? Звезда горит.
Беседа оставляет след.
И что-то всё же говорит
звезда, не выходя из сфер,
отшельник, как сказал бы Китс.
Она, взирая сверху вниз,
даёт нам высоты пример.
И если выпадет тебе
услышать брань и клевету, -
ты просто выбери звезду.
И сможешь устоять в толпе.
Снежная пыль
С кроны сосны,
под которой я был,
ворон стряхнул
снежную пыль.
Я улыбнулся,
глядя наверх:
день заискрился,
как этот снег.
Меркнет свет золотой
Как распустившийся лист
зелен, и золот, и чист.
Как розовеет цветок.
Только приходит срок
падать - сухой листве,
заре - тонуть в синеве,
радости - стать бедой.
Меркнет свет золотой.
Ганнибал (вольный перевод)
Я не знаю, что было причиной потери,
может, этой потери и не было вовсе.
Но прекрасная юность, страдая и веря,
расщедрилась на песни, на чистые слёзы...
Choose Something Like a Star
O Star (the fairest one in sight),
We grant your loftiness the right
To some obscurity of cloud
It will not do to say of night,
Since dark is what brings out your light.
Some mystery becomes the proud.
But to be wholly taciturn
In your reserve is not allowed.
Say something to us we can learn
By heart and when alone repeat.
Say something! And it says "I burn."
But say with what degree of heat.
Talk Fahrenheit, talk Centigrade.
Use language we can comprehend.
Tell us what elements you blend.
It gives us strangely little aid,
But does tell something in the end.
And steadfast as Keats' Eremite,
Not even stooping from its sphere,
It asks a little of us here.
It asks of us a certain height,
So when at times the mob is swayed
To carry praise or blame too far,
We may choose something like a star
To stay our minds on and be staid.
Dust of Snow
The way a crow
Shook down on me
The dust of snow
From a hemlock tree
Has given my heart
A change of mood
And saved some part
Of a day I rued.
Nothing gold can stay
Nature's first green is gold,
Her hardest hue to hold.
Her early leaf's a flower;
But only so an hour.
Then leaf subsides to leaf,
So Eden sank to grief,
So dawn goes down to day
Nothing gold can stay.
Hannibal
Was there even a cause too lost,
Ever a cause that was lost too long,
Or that showed with the lapse of time to vain
For the generous tears of youth and song?
Сильвия Плат – Sylvia Plath
Сонет ко Времени
Нефрит движенья, яшма остановки,
часы с камнями тикают пока,
и вагонетка смерти далека,
и темноту умеем прятать ловко
в неоновом и пластиковом свете.
Но в трубах города, где ад и рай,
я слышу: воет одинокий ветер,
рыдает в уши мне. Ну что ж, рыдай!
Языческая девочка с корзиной,
вода живая, королевский плащ,
дракон волшебный и неуязвимый, -
по ним твой древний неутешный плач.
И Время, возводя железный мост,
глотает молоко далёких звёзд.
To Time
Today we move in jade and cease with garnet
amid the clicking jewelled clocks that mark
our years. Death comes in a casual steel car, yet
we vaunt our days in neon, and scorn the dark.
But outside the diabolic steel of this
most plastic-windowed city, I can hear
the lone wind raving in the gutter, his
voice crying exclusion in my ear.
So cry for the pagan girl left picking olives
beside a sun-blue sea, and mourn the flagon
raised to toast a thousand kings, for all gives
sorrow: weep for the legendary dragon.
Time is a great machine of iron bars
that drains eternally the milk of stars.
Томас Гуд - Thomas Hood
Ноябрь
Но как же мне теперь?
Ни солнца ни луны.
Но время дня? Не полдень и не вечер.
Но что же? Не закат и не рассвет.
Но где луга, что были зелены?
Но птицы, что летели мне навстречу?
Их нет и ни одной дороги нет -
не видно до конца. И всё в тумане:
верхушки крыш, людей прохожих лица
и, кажется, в тумане даже я.
Но я ведь выживу, хоть дождь не перестанет.
Но я ведь выживу, хоть не летают птицы.
Я выживу, но как - скажи, ноябрь?
November
No sun --- no moon!
No morn --- no noon ---
No dawn --- no dusk --- no proper time of day ---
No sky --- no earthly view ---
No distance looking blue ---
No road --- no street --- no ``t'other side the way'' ---
No end to any Row
No indications where the Crescents go ---
No top to any steeple
No recognition of familiar people!
No warmth --- no cheerfulness, no healthful ease,
No comfortable feel in any member,
No shade, no shine, no butterflies, no bees,
No fruits, no flowers, no leaves, no birds,
November!
Томас Элиот - Thomas Eliot
Строчки для старика
Попавшийся в ловушку тигр -
вот это бешенство моё!
И ярость дикая рычит,
оскалив зубы, бьёт хвостом.
И ноздри раздувает гнев
и запах крови. И врага
предсмертной судороги хрип
добавит масла в мой огонь!
И горлом ненависть идёт.
И, горше чем любовь юнца, -
она невнятна молодым...
Ты в жёлтые мои глаза
взгляни, безумец! Прячешь взгляд?..
Скажи мне - разве я не рад?
Lines for an Old Man
The tiger in the tiger pit
is not more irritable than I.
The whipping tail is not more still
Than when I smell the enemy
Writhing in the essential blood
Or dangling from the friendly tree.
When I lay bare the tooth of wit
The hissing over the arche'd tongue
Is more affectionate than hate,
More bitter than the love of youth,
And inaccessible by the young.
Reflected from my golden eye
The dullard knows that he is mad.
Tell me if I am not glad!
Эмили Дикинсон - Emily Dickinson
***
Вот говорят, что сказанное слово
мертво.
Ну а по мне наоборот:
Произнеси - и слово оживёт.
***
Слава - это пчела:
поёт на одной ноте,
и есть у нее жало,
и есть у нее два крыла.
***
Есть ли где-то в душе у тебя ручей,
где цветы из травы глядят,
и птицы бесшумно летят к воде,
и тени ветвей дрожат?
Тот ручей, он твой и больше ничей,
и не знает о нём никто.
Он негромко журчит и дарит тебе
живительной влаги глоток.
Осторожнее в марте, когда тает снег
и с гор несётся поток.
Пусть большие реки рушат мосты,
но обойдут ручеёк.
Береги его летом, когда солнце палит
и прохлады нет ни на миг,
чтобы он не исчез, не пересох -
жизни твоей родник!
Голод
Я голодала так давно,
и вот мой час настал:
изысканный обед, вино,
салфетки и хрусталь.
Мне только в окнах богачей
случалось подсмотреть
такие пышные столы,
роскошнейшую снедь.
Привыкла к птичьим крошкам я
на скатерти земли –
меня смущал обильный хлеб,
который принесли.
И неуютно было мне,
рассудку вопреки:
так вянут горные цветы
на клумбах городских.
Мне больше не хотелось есть,
и вдруг я поняла:
желанье оказаться здесь
я голодом звала.
***
Сверкают подвига лучи,
и это отраженье
того огня, что прежде был
зажжён в воображеньи.
***
A word is dead
When it is said,
Some say.
I say it just
Begins to live
That day.
1894
***
Fame is a bee.
It has a song—
It has a sting—
Ah, too, it has a wing.
***
Have you got a brook in your little heart
Where bashful flowers blow,
And blushing birds go down to drink,
And shadows tremble so?
And nobody knows, so still it flows,
That any brook is there;
And yet your little draught of life
Is daily drunken there.
Then look out for the little brook in March,
When the rivers overflow,
And the snows come hurrying from the hills,
And the bridges often go.
And later, in August it may be,
When the meadows parching lie,
Beware, lest this little brook of life
Some burning noon go dry!
Hunger
I had been hungry all the years;
My noon had come, to dine;
I, trembling, drew the table near,
And touched the curious wine.
'T was this on tables I had seen,
When turning, hungry, lone,
I looked in windows, for the wealth
I could not hope to own.
I did not know the ample bread,
'T was so unlike the crumb
The birds and I had often shared
In Nature's dining-room.
The plenty hurt me, 't was so new, ?
Myself felt ill and odd,
As berry of a mountain bush
Transplanted to the road.
Nor was I hungry; so I found
That hunger was a way
Of persons outside windows,
The entering takes away.
***
The gleam of an heroic Act
Such strange illumination
The Possible’s slow fuse is lit
By the Imagination.
Элизабет Бишоп - Elizabeth Bishop
Это мастерство
Я овладела мастерством потери.
Что делать: так устроен этот свет.
Пропажа - не беда, ни в коей мере.
Теряем время и ключи от двери.
Терять легко - вот в этом весь секрет.
Я овладела мастерством потери.
Практиковаться: больше, и быстрее,
и дальше отпускать любой предмет.
Я потеряла город, континент.
Теряются слова в своей манере.
Исчез и мамин золотой браслет.
Я овладела мастерством потери.
Теряла даже воздух в атмосфере.
А где мой дом? Его простыл и след.
Мне жаль - но не беда, ни в коей мере.
Уходит в жизни многое, теперь и
тебя - ни голоса ни шуток - нет.
Я овладела мастерством потери.
Я это написала, чтоб поверить
Секстина
Сентябрьский дождь падает на дом,
тусклый свет льёт с потолка. Старая бабушка
сидит на кухне, и рядом девочка.
Пышет чудо-печка.
Бабушка читает шутки, читает настенный календарь.
Она смеётся, чтобы скрыть слёзы.
Бабушка уверена: и равноденствие, и её слёзы,
и мокрая крыша, и дождь, падающий на дом, -
всё предсказано, всё это знает календарь.
Но понимает предсказания только бабушка.
Чайник поёт на плите, греет чудо-печка.
Бабушка нарезает хлеб, на неё смотрит девочка.
Пора пить чай, говорит бабушка, но девочка
смотрит, как из чайника на плиту катятся капли-слёзы,
танцуют как безумные, горит чудо-печка.
Наверное, так же танцует дождь, падая на дом.
Прибираясь в кухне, бабушка
вешает на место, на стену мудрый календарь.
Как птица, над ними теперь календарь.
Страницы полуоткрыты, и девочка
под его страницами, и старая бабушка,
и до краёв полна её чашка, там коричневые слёзы.
Бабушка вздрагивает и говорит, что дом
остывает. Подкладывает дрова, чтобы лучше грела печка.
Так должно было случиться, говорит чудо-печка.
Я знаю что знаю, говорит календарь.
Девочка рисует карандашами крепкий дом
и петляющую тропинку. Потом девочка
рисует человека, у которого пуговицы как слёзы.
Гордо показывает рисунок: смотри, бабушка.
Но невидимо, пока суетится бабушка
и следит, чтобы не остыла печка,
маленькие луны падают, как слёзы,
со страниц, с листов, из которых сшит календарь.
Падают на клумбу, которую девочка
тоже нарисовала, там же, где дом.
Время сеять слёзы, говорит календарь.
Бабушка поёт, и слушает чудо-печка.
А девочка рисует новый загадочный дом.
Торт «Чёрный лес»
Я иду по тропинке через лес.
Вековые деревья обступают меня, следят за мной.
"Детка, деточка, хочешь что-то вкусненькое?"
"Глупый вопрос! - думаю я и отвечаю, -
Конечно, хочу, всегда!"
"Раз так, то отведай торта, который я испекла:
шоколад, орехи, вишня, детка –
попробуй!" -
говорит старуха, появляясь.
Выглядит восхитительно: как будто рубины блестят на тёмной земле.
Я беру кусок, потом ещё один, и ещё,
пока не наедаюсь до отвала.
Старуха ухмыляется глумливо,
и деревья вместе с ней.
И я начинаю таять - медленно, потихоньку.
Мои измазанные губы склеиваются,
пальцы на руках и ногах тоже.
Янтарные горошины катятся через меня,
и веки медленно тяжелеют.
В дремоте я растворяюсь среди вишен,
смешиваюсь с шоколадом и взбитыми сливками.
Я останусь в этой тёмной земле,
в сплаве с рубиновыми блёстками,
в торте, где есть шоколад, и орехи, и вишня, и детка.
Я останусь с вековыми деревьями в этом сне,
в чёрном лесу, где царят глумливые старухи,
и дикость, и сырость, и старость.
One Art
The art of losing isn’t hard to master;
so many things seem filled with the intent
to be lost that their loss is no disaster.
Lose something every day. Accept the fluster
of lost door keys, the hour badly spent.
The art of losing isn’t hard to master.
Then practice losing farther, losing faster:
places, and names, and where it was you meant
to travel. None of these will bring disaster.
I lost my mother’s watch. And look! my last, or
next-to-last, of three loved houses went.
The art of losing isn’t hard to master.
I lost two cities, lovely ones. And, vaster,
some realms I owned, two rivers, a continent.
I miss them, but it wasn’t a disaster.
Even losing you (the joking voice, a gesture
I love) I shan’t have lied. It’s evident
the art of losing’s not too hard to master
though it may look like (Write it!) like disaster.
Sestina
September rain falls on the house.
In the failing light, the old grandmother
sits in the kitchen with the child
beside the Little Marvel Stove,
reading the jokes from the almanac,
laughing and talking to hide her tears.
She thinks that her equinoctial tears
and the rain that beats on the roof of the house
were both foretold by the almanac,
but only known to a grandmother.
The iron kettle sings on the stove.
She cuts some bread and says to the child,
It's time for tea now; but the child
is watching the teakettle's small hard tears
dance like mad on the hot black stove,
the way the rain must dance on the house.
Tidying up, the old grandmother
hangs up the clever almanac
on its string. Birdlike, the almanac
hovers half open above the child,
hovers above the old grandmother
and her teacup full of dark brown tears.
She shivers and says she thinks the house
feels chilly, and puts more wood in the stove.
It was to be, says the Marvel Stove.
I know what I know, says the almanac.
With crayons the child draws a rigid house
and a winding pathway. Then the child
puts in a man with buttons like tears
and shows it proudly to the grandmother.
But secretly, while the grandmother
busies herself about the stove,
the little moons fall down like tears
from between the pages of the almanac
into the flower bed the child
has carefully placed in the front of the house.
Time to plant tears, says the almanac.
The grandmother sings to the marvelous stove
and the child draws another inscrutable house.
Black forest cake
I walked along the forest path,
Ancient trees guarding, watching me.
'Little one, oh little one, are you hungry?'
What a silly question, I thought, so silly
'I can always eat!'
'Then try some of this cake I baked -
Chocolate, cherries, chestnuts, child -
Just try it!'
The old crone said
It does look scrumptious, like glistening rubies among cool, dark earth.
I had a bite, and then another,
Until I was so full I could not move.
I just watched the old crone sneer, the tall trees among her.
And slowly, bit by bit, I watched myself melt.
My stained lips stuck together,
As did my fingers and my toes.
Amber pearls scattered over me as my eyelids slowly closed.
Sleepily I melded with the cherries,
Became one with the chocolate and the cream.
Lowered into the cool dark earth,
Spread among the glistening rubies,
A cake of chocolate, cherries, chestnuts, child
What a sombering dream
In the black forest, with ancient trees and sneering crones,
Cold and old and wild.
Э. Э. Каммингс - e. e. Cummings
мэгги и милли и молли и мэй -
мэгги и милли и молли и мэй
играли на море - кто веселей!
и мэгги ракушки искать захотела
одна из ракушек - поверите! - пела;
а милли сдружилась с морскою звездой
и были лучи как пальцы у той;
за молли что-то такое бежало
и пузыри по дороге пускало;
мэй камешек круглый подобрала
уютный как мир и большой как скала.
Ты можешь теряться, я тоже могу -
себя мы найдём на морском берегу.
maggie and milly and molly and may
maggie and milly and molly and may
went down to the beach (to play one day)
and maggie discovered a shell that sang
so sweetly she couldn't remember her troubles;
and milly befriended a stranded star
whose rays five languid fingers were;
and molly was chased by a horrible thing
which raced sideways while blowing bubbles;
and may came home with a smooth round stone
as small as a world and as large as alone.
For whatever we lose (like a you or a me)
it's always ourselves we find in the sea.
Иегуда Амихай - יהודה עמיחי
***
Из трёх или четырёх в комнате
один всегда стоит у окна.
Вглядывается в колючие кусты,
в языки пламени на холмах.
Видит как уцелевшие люди
монетками сдачи
возвращаются вечером домой.
Из трёх или четырёх в комнате
один всегда стоит у окна.
Мысли и волосы его темны.
Позади него слова.
А перед ним -
голоса блуждающие без багажа,
сердца без провианта,
пророчества без воды,
и большие камни -
поставлены и стоят закрытые,
как письма без адреса и адресата.
Пока
пока ещё не закрыта дверь
пока слова не попали в цель
пока я не стал одной из химер
пока не застыла в крови душа
пока не упрятаны вещи в шкаф
пока не весь затвердел шлак
пока мелодии льются из флейт
пока не указано, кто главней
пока есть посуда, и хочешь - бей
пока в беззаконье закон не исчез
пока глядит на нас кто-то с небес
пока мы всё ещё здесь.
Туристы
Они едут к нам в гости соболезновать:
идут в Яд ва-Шем, вздыхают у Стены Плача.
Потом в гостиницу - расслабляются, шутят.
Фотографируются с именитыми покойниками:
на могиле Рахели, на могиле Герцля,
на холме павших солдат.
Всхлипнут о наших героях-парнях,
алчно посмотрят вслед гордым девушкам.
Потом возвращаются
в синеватую прохладу отеля,
развешивают бельё над ванной.
Бог жалеет детей
Бог жалеет малышей в детском саду.
Жалеет и школьников, но меньше.
А взрослых не жалеет совсем.
Покинутые и одинокие,
ползут они иногда на всех четырёх
по раскалённому песку
к пункту первой помощи,
истекая кровью.
Но он может пожалеть
тех, кто действительно любит.
Может укрыть их тенью,
как дерево укрывает
спящего на скамейке
посреди бульвара.
А может, и мы отдадим им
последние монетки милости,
доставшиеся от матери.
Чтобы их благодать
защищала нас
сегодня и всегда.
***
Я не знаю, повторяется ли история,
но я знаю, что не повторяешься ты.
Я помню, как город был разделён
не только между евреями и арабами,
но также между мной и тобой,
когда мы были вместе.
Мы хотели укрыться от опасности
и сделали себе дом из страшной войны.
Так люди Крайнего Севера
строят себе жилища
из гибельного льда.
Город в конце концов воссоединился,
но мы с тобой уже нет.
И теперь я точно знаю, что история не повторяется,
как не повторяешься ты.
***
Около стены дома,
у стены облицованной камнем,
я видел контуры Бога.
Бессонная ночь, от которой обычно болит голова,
принесла мне цветы, и они распустились виденьями.
Тот, кто потерян как щенок,
будет найден как человек, найден и возвращён домой.
Любовь - это не последняя комната в коридоре,
есть за ней и другие комнаты.
А коридор бесконечен.
Собака после любви
Когда ты бросила меня
я позвал собаку-ищейку,
дал ей понюхать мою грудь, мой живот.
Пусть собака ищет.
Пусть найдёт тебя по запаху.
Пусть отгрызёт у твоего любовника
всё его любовное хозяйство,
или хоть принесёт мне
твой чулок в зубах.
Эйн-Яхав
я ехал в сумерках по пустыне Арава
ехал в Эйн-Яхав под дождём
да, лил дождь
я видел людей выращивающих финики
видел тамарисковые рощи и рощи теней
видел надежду колючую как колючая проволока
и я сказал себе: да, надежда и должна быть такой
колючей как проволока
чтобы защитить нас от отчаяния
надежда должна быть как минное поле
Я хочу мира сейчас
Пусть будет мир и покой, говорю я, живущий.
Я хочу мира сейчас, пока я жив.
Был один святой – он хотел ножку золотого стула в раю.
Я не хочу так. Мне нужен простой деревянный стул здесь.
Обычный четырёхногий стул. Хочу мира прямо сейчас.
Вся моя жизнь прошла в войнах, внешних и внутренних:
были войны лицом к лицу, и всегда это было моё лицо,
лицо возлюбленного и лицо врага.
Древние орудия войны: палка, камень, сломанный топор,
слова, сточенный нож, любовь и ненависть.
Новые орудия войны: пулемёт, ракета, слова,
разрывная бомба, любовь и ненависть.
Я не хочу, чтобы сбылось пророчество моих родителей,
они говорили, что жизнь это война.
Я хочу мира душой и телом. Мира – сейчас.
משלושה או ארבעה בחדר/ יהודה עמיחי | תפוז פורומים (tapuz.co.il)
מילים לשיר בטרם - יהודה עמיחי - שירונט (mako.co.il)
activitys_elyona_2.pdf (education.gov.il)
מילים לשיר אלוהים מרחם על ילדי הגן - יהודה עמיחי - שירונט (mako.co.il)
https://leoryonai.com/ליד-קיר-בית-שיר-של-התגלות/
Леа Голдберг - לאה גולדברג
Сосна
Кукушка здесь в лесу не ворожит
Деревья здесь не прячутся в сугробы
Но в тени этих сосен будто снова
Ныряю в детство, в сон моей души.
И хвоя шелестит: жила-была...
Родное - там - где снег до горизонта,
Где бьёт ручей сквозь лёд прозрачно-звонкий
Где без меня поют колокола.
Наверно, только птицы могут так:
Паря между землёй и небесами
Изведать двух стихий и боль и страх.
И жизнь моя идёт двумя стволами,
Как две сосны - в снегу или в песках,
Корнями на двух дальних берегах
אורן
כאן לא אשמע את קול הקוקיה.
כאן לא יחבוש העץ מצנפת שלג,
אבל בצל האורנים האלה
כל ילדותי שקמה לתחיה.
צלצול המחטים: היֹה היה – –
אקרא מולדת למרחב השלג,
לקרח ירקרק כובל הפלג,
ללשון השיר בארץ נוכריה.
אולי רק ציפורי-מסע יודעות –
כשהן תלויות בין ארץ ושמיים –
את זה הכאב של שתי המולדות.
אתכם אני נשתלתי פעמיים,
אתכם אני צמחתי, אורנים,
ושורשיי בשני נופים שונים.
Рахель - רחל בלובשטיין
Своей рукой
«...это веление гордости: своей рукой...» (из песни)
Двери сердца запру на замок.
В море сонное выброшу ключ,
чтобы в сердце мое не проник
голос твой. И губительный луч
взгляда. Будут теперь как стон
вечера мои. Дни - как туман.
И из всех утешений - одно:
я - своею рукой. Я — сама…
Неужели всё кончено
Неужели всё кончено?
Нет, невозможно!
Задыхаюсь,
глотаю прозрачнейший воздух,
спотыкаюсь,
бегу по зелёной траве.
Погоди, не спеши, беспощадная осень.
Не казни меня кровью, закат полоумный...
И морочат картинами прожитой жизни
полевые цветы на обвалах дорог.
Настроение
Посв. Аарону Давиду Гордону
Вот день - угас, ушёл, увял.
И солнца блик,
что золотил вершины гор,
померк и сник.
Вокруг ни смеха ни игры:
туман и мгла.
Тропинки по пустым полям,
песок, зола.
Судьба... Темны её пути,
закрыта дверь.
Но сделай шаг навстречу ей, -
сейчас, теперь.
“זה צו הגאוה: במו ידי…”
(מתוך שיר - - )
אֶת דַּלְתוֹת לְבָבִי אֶנְעַל,
הַמַּפְתֵּחַ הַיָּמָּה אֶזְרֹק –
פֶּן חָרוֹד יֶחֱרַד הַלֵּב
לִקְרָאתְךָ, לְקוֹלְךָ מֵרָחוֹק.
וְהָיוּ בְּקָרַי אֲפֵלִים,
וְהָיוּ עֲרָבַי – אֲנָחוֹת,
וּמִכָּל תַּנְחוּמַי אַךְ אֶחָד:
כִּי יָדִי עוֹלְלָה לִי זֹאת…
י“ח חשון תרצ”א
האתה הוא הקץ
הַאַתָּה הוּא הַקֵץ? עוֹד צָלוּל הַמֶרְחָב
עַרְפִלֵי הַחַיִים עוֹד רוֹמְזִים מֵרָחוֹק,
עוֹד הַשַּׁחַק תָּכֹל וְהַדֶּשֶׁא יָרֹק,
טֶרֶם סְתָו.
אֲקַבֵּל אֶת הַדִּין, אֵין תְּלוּנָה בִּלְבָבִי,
הֵן אָדְמוּ שְׁקִיעוֹתַי וְטָהַר שַׁחֲרִי,
וּפְרָחִים חִיְכוּ בְּצִדֵּי נְתִיבִי
בְּעָבְרִי.
הֲלָךְ נֶפֶש
לא. ד. גורדון
הַיּוֹם הָלַךְ וְהֶחְשִׁיךְ, דָּעַךְ הַיוֹם. זָהָב מוּעָם צֻפּוּ שְׁחָקִים וְהָרֵי רוֹם. סְבִיבִי הִשְׁחִיר מֶרְחַב שָׂדוֹת מֶרְחָב אִלֵּם; הִרְחִיק שְׁבִילִי – שְׁבִילִי בּוֹדֵד, שְׁבִילִי שׁוֹמֵם... אַךְ לֹא אַמְרֶה פִּי הַגּוֹרָל, גוֹרָל רוֹדֶה, אֵלֵךְ בְּגִיל לִקְרַאת הַכֹּל, עַל כֹּל אוֹדֶה!
Хава Алберштайн - חוה אלברשטיין
Расскажи мне (песня)
Сядь-ка со мной
расскажи не спеша
как там у них, как суббота прошла
всё расскажи
все подробности дня
всё - и не бойся расстроить меня
Как у них там
говори не спеши
что ты там видела, всё расскажи
что говорил он
во что был одет
что у них было к столу на обед
был он задумчив
серьёзен ли был
как он смеялся и как он шутил
Рядом ли с ним
всё время она
шутит задумчива или нежна
Он выходил ли
курить на балкон
как тебе кажется счастлив ли он
Что за картины
висят на стене
Вспомнил ли он хоть раз обо мне
Что у неё -
расскажи мне скорей
длинные волосы или каре
как и о чём
говорила с тобой
чьи фотографии носит с собой
что вспоминала
она и о чём
может к нему прикоснулась плечом
что она любит
жару или снег
было ль хоть слово одно обо мне
Сядь же со мной,
расскажи, хорошо?
как у тебя это время прошло
всё расскажи
все подробности дня
всё - и не бойся расстроить меня
ספרי לי לאט
חוה אלברשטיין
מילים: חוה אלברשטיין
לחן: יהודה פוליקר
בואי עכשיו
ספרי לי לאט
איך זה היה
גלי לי כל פרט
אל תפחדי
אל תסתירי דבר
ואל תנסי
להמתיק את המר
בואי עכשיו
ספרי לי לאט
מה שראית ומה ששמעת
מה הוא אמר
מה הוא זכר
האם הוא נראה
בן אדם מאושר
איך הוא לבוש
ואיך השיער
שזור בשיבה
או כלום לא נשאר
האם היא עמדה
כל הזמן לצידו
האם הוא אחז
את ידה בידו
האם הוא שומר
תצלומים בארנק
האם הוא צחק
כמו שפעם צחק
בואי הביטי
ישר לעיני
האם הוא שאל
לו רק פעם עלי
מה היא אמרה
מה היא זוכרת
האם נראתה לך
אישה מאושרת
ומה היא לבשה
ואיך השיער
אסוף על העורף
ארוך או קצר
האם הוא עמד
כל הזמן לצידה
האם היא נתנה
בידו את ידה
האם היא נושאת
תצלומים בתיקה
ואיך היא צוחקת
ואיך היא רקדה
בואי גלי לי
ואל תתחמקי
האם היא הזכירה
אי פעם את שמי
בואי עכשיו
ספרי לי לאט
איך זה היה
גלי לי כל פרט
אל תפחדי
אל תסתירי דבר
אל תנסי
להמתיק את המר
Хана Сенеш - חנה סנש
Дорога в Кейсарию
Мой бог мой бог
пусть не исчезнут с земли
песок и море
шелест волны
молния в небе
молитва людей вдали
***
Благословенна спичка – сгорает, зажигая огонь.
Благословен огонь - горит невидимо, в сердце.
Благословенно сердце - знает, когда остановиться.
Благословенна спичка – сгорает, зажигая огонь.
В дороге
Голос позвал меня, и я пошла.
Шла, потому что голос звал.
Ведь кто не идёт, тот упал.
А на перепутье
я затыкала уши снежной белизной
и плакала обо всех потерях.
Обо всём, что уже не со мной.
הליכה לקיסריה
אלי, אלי
שלא יגמר לעולם
החול והים,
רשרוש של המים,
ברק השמיים,
תפילת האדם.
החול והים,
רשרוש של המים,
ברק השמיים,
אשרי הגפרור
אשרי הגפרור שנשרף והצית להבות.
אשרי הלהבה שבערה בסיתרי לבבות.
אשרי הלבבות שידעו לחדול בכבוד.
אשרי הגפרור שנשרף והצית לבבות.
בדרך
קוֹל קָרָא, וְהָלַכְתִּי,
הָלַכְתִּי, כִּי קָרָא הַקּוֹל.
הָלַכְתִּי לְבַל אֶפֹּל.
אַךְ עַל פָּרָשַׁת דְּרָכִים
סָתַמְתִּי אָזְנַי בַּלֹּבֶן הַקָּר
וּבָכִיתִי.
כִּי אִבַּדְתִּי דָבָר.
Валерий Брюсов - Valery Bryusov
Иньес
В духе французских поэтов начала XIX века
Вам знакома ли Иньес,
Та, чьи косы — цвета смоли,
А глаза — лазурь небес?
Вам знакома ли Иньес,
Та царица своеволий,
Каждый взгляд которой — бес?
Поднимая кастаньеты,
Выгибает стан она,
Шалью шелковой одетый;
Поднимает кастаньеты,—
И толпа уже пьяна:
Все — безумцы, все — поэты!
Веер черный приоткрыв,
Чуть она им губы тронет,—
Toros весь — один порыв!
Веер черный приоткрыв,
Чуть она лицо наклонит,—
Каждый ею только жив!
Говорила вся Гренада,
Будто в двери крался к ней
Как-то ночью наш эспада;
Говорила вся Гренада,
Будто с ним она — нежней,
Чем с мужчиной быть ей надо.
Только это, верно,— ложь!
Как Иньес быть благосклонной
К одному? — Другие что ж?
Если б то была не ложь,
Каждый был бы — оскорбленный,
А у каждого есть — нож!
Ines
In the style of French poets of the beginning of the XIX century
Have you ever seen Ines?
Her hair is black as a raven,
Her eyes are blue as the sky.
Have you ever seen Ines?
You'll know her if you see her:
She is a beautiful demon.
She is dancing with castanets,
She is clad in a silk shawl.
She is dancing with castanets,
And every man is enchanted.
She turns them all into madmen and poets.
She is touching her lips
with her black hand fan -
and every man is on fire.
She is slightly opening
her black fan ajar -
and every man is her admirer.
There is a rumour in Granada
That our best torero
enters her place every night.
There is a rumour in Granada
that she is gentler with him
than Ines ought to be.
But these are likely only lies:
How can Ines favour one,
She can't prefer one over another.
If these were not but lies,
then everyone would be insulted,
And everyone in Granada has a sword!